Аугуст Диль о фильме «Воланд»

Аугуст Диль о фильме «Воланд»

Исполнитель роли Воланда дал эксклюзивное интервью сайту "Кинопоиск"

Завершились съемки «Воланда» — новой экранизации «Мастера и Маргариты» Михаила Булгакова. В ней известный писатель (Евгений Цыганов) оказывается в центре литературного скандала и, чтобы пережить его, приступает к новому роману о загадочном иностранце Воланде. Его сыграл немецкий актер Аугуст Диль, и для него это первый российский проект в карьере. Специально для Кинопоиска Диль рассказал, каково это — стать частью культового национального наследия.

 
— «Воланд» — второй ваш проект на российском материале (первым был «Курск»). Это случайность или у вас есть какой-то специальный интерес к России? С чем он связан?
— Да, меня всегда интересовала Россия, прежде всего литература и музыка. Я всегда чувствовал какую-то связь с вашей страной. Возможно, дело в том, что я вырос на русских сказках. Бабу-ягу помню с детства. (Смеется.) В рабочем смысле первым проектом была театральная «Чайка», с которой мы впервые поехали в Россию. Это было 20 лет назад на Чеховском фестивале, я играл в МХТ Треплева. Потом я дважды приезжал на ММКФ. Уже не вспомню даже, с какими фильмами. В любом случае, тогда это была совсем другая Москва.
Когда я увлекся кино, то сразу очень полюбил Тарковского. Мне кажется, что по сей день ничто не производило на меня схожего эффекта. Музыка — я даже не знаю с чего начать, она так богата. Но, вообще, я в этой увлеченности не уникален: между Россией и Германией всегда существовала связь, еще задолго до революции. Это что-то на подсознательном уровне, сложно описать… Гигантская тема, здесь можно писать книги. Даже не знаю, как это назвать. Есть некое общее пространство, взаимопонимание, куда более значительное, чем между Францией и Россией или Италией и Россией. Возможно, есть какая-то связь на языковом уровне или в обилии трагедий, которые произошли в XX веке в наших странах.
 
— Интересно, как так вышло, что вам в детстве читали русские сказки? Они популярны в Германии?
— О да! Наряду со сказками братьев Гримм русские сказки очень в ходу!
 
— Вы говорите, что 20 лет назад страна была совсем другой. Какие впечатления сейчас?
— Я удивлен технологичностью вашей жизни. В Германии люди все еще платят наличными или картой, а тут телефоном. В этом мы сильно отстаем. Многое я представлял себе иначе, но многое совпало с моими ожиданиями и с тем, что мне рассказывал брат (Якоб Диль тоже актер; одна из известных его работ — сериал «Тьма». — Прим. ред.).
 
 

— А вы учили русский язык для роли?

— Предложение сыграть Воланда поступило совсем незадолго до съемок, у меня просто не хватило времени выучить текст на незнакомом языке. Если бы я узнал об этом на год раньше, возможно, все бы было по-другому. Но я играл Воланда на родном языке. В принципе в истории кино хватает подобных случаев — например, спагетти-вестерны. Их снимали на разных языках, а затем озвучивали. Хотя я все равно переживаю и уже начинаю учить текст — буду озвучивать Воланда на русском.
 
— Я знаю, что вы еще до «Воланда» дважды читали роман Булгакова. Как менялось восприятие книги от раза к разу?
— Уже даже три раза. В первый раз я прочел этот роман, когда мне было 18–20 лет. Тогда у нас в школе был самый настоящий фан-клуб «Мастера и Маргариты». Это был роман, который многие связывали с наркотиками, сатанизмом — в общем, с тем, чем обычно увлекаются подростки. Тогда я его не особо понял. Он мне показался слишком психоделическим, слишком громоздким. Я тогда болел Достоевским, вся прочая литература меня вообще мало занимала. Позже я перечитал роман в новом переводе Александра Нетцберга и пришел в абсолютный восторг. Причем не только от истории и охвата тем, но прежде всего от языка Булгакова. В нем есть невероятный юмор, поэзия, наглость — уникальное сочетание для русской литературы.
 
— В России о «Мастере и Маргарите» существует целая литература. А для вас о чем этот роман?
— Хм, непростой вопрос. Для меня «Мастер и Маргарита» — это как бы три романа в одном. Первый, служащий основой для сюжета — взгляд на Россию 1930-х из космоса или с точки зрения дьявола. Там представлена обширнейшая панорама тогдашней жизни, и эту возможность Булгакову дает именно Воланд, давным-давно живущий на свете. В этой части много сатирического, но чистой сатирой ее называть все же нельзя. Происходившее в СССР в те годы показано очень реалистично и достоверно, пусть и с сильным мистическим оттенком. Второй роман — рассказ о Христе и Пилате, а третий — собственно роман, любовная история, очевидно, основанная на жизни самого Булгакова. Интересно и то, насколько там много мотивов, вдохновленных «Фаустом» Гёте. Из-за этой сложности не представляется возможным точно определить жанр романа. Американцы такое называют helter skelter — хаос, кошмарный сон, который в финале дарит катарсис. И интересно, что дьявол здесь оказывается фигурой, освобождающей героев.
 
 

— И какой из этих романов ваш любимый?

— Мне больше всего нравится вся часть с Понтием Пилатом и Га-Ноцри. Да и в плане языка Булгаков становится тут поэтом.
 
— А кто был любимым героем?
— Конечно же, Воланд! Но, мне кажется, я не один такой, этот герой нравится всем. Это главный герой романа, если там вообще можно выделить одного главного. Формально Мастер важен, но фактически в романе его очень мало. Остальные персонажи складываются в сложный пазл, но собирает его именно Воланд.
 
— То есть вы совершенно не расстроились, что вам предложили играть дьявола, а не романтического героя вроде Мастера?
(Смеется.) Прочитав роман, я ни в коем случае не хотел бы играть Мастера. Мы встречаем его в сумасшедшем доме, он уже в конце своего пути. Что тут играть? У нас в фильме у него, впрочем, более значительная роль. Но если бы я сразу после первого прочтения думал о том, кого хочу играть, то попросил бы Воланда или Коровьева. Коровьев — это самая классная роль. Он подручный Сатаны. Даже Воланд отчасти находится в его тени.
 
— Теперь уже я не могу не спросить, чем же фильм все-таки отличается от романа.
— Ненавижу это выражение, но: не хочу спойлерить. Повторюсь, сложность в том, что в романе действительно нет главного героя, а в фильме это необходимо, иначе зритель не будет знать, с кем себя ассоциировать. У нас в этом качестве выступает Мастер. Это, конечно, влечет значительные изменения относительно булгаковского текста. Любовная история в фильме тоже намного подробнее, чем в романе. Так что главный герой — Мастер, антагонист — Воланд, между ними — Маргарита. Но я играю еще одну роль, поскольку действие у нас разворачивается на разных уровнях реальности. У нас разные уровни. Тот, кто приезжает в Москву, — это Иностранец. А Воландом он становится уже в романе, который пишет Писатель. Всё, больше ничего не скажу. (Улыбается.)
 
Аугуст Диль в фильме «Воланд»
 

— А как вы работали над своим образом? Каков он, ваш дьявол?

— Во время подготовки я изучал разные образы дьявола, он бывает совсем разным. Есть Мефистофель, Сатана, Люцифер — все эти имена мы встречаем и у Булгакова. Я решил, что это будет легкий безвозрастной джентльмен, который смотрит на человечество, как турист на чужую страну. Он любознательный, ему никогда не скучно, несмотря на то что на протяжении 800 лет или уже 1000 лет он участвует в одной и той же бесконечно повторяющейся игре.
 
— В России «Мастер и Маргарита» — роман, который читали все, и каждый из читателей уже снял свою воображаемую экранизацию. Не пугает такая ответственность?
— К этой ответственности я уже давно привык, она знакома каждому театральному актеру, который играет Гамлета или Треплева. По поводу этих героев у каждого зрителя свое мнение. Так что для меня это просто часть профессии актера, ничего нового. А вообще, я, конечно, переживаю перед каждым проектом. Но это приятное волнение. Конечно же, Воланд — это вызов. Да и весь фильм. Как и то, что я, немец, играю эту роль в России. Но я люблю вызовы, риски — это для меня самое интересное.
 
— Интересно, что перед ролью Воланда вы сыграли причисленного к лику святых Франца Егерштеттера в «Тайной жизни» Терренса Малика.
— Да, это очень забавно, как все происходит. Я и не мог подумать, когда снимался в «Тайной жизни», что через три года буду играть Сатану. Но до этого я играл злых фашистов и не мог подумать, что через три года сыграю роль святого, которого фашисты убили. Это мне тоже нравится в актерстве: никогда не знаешь, что тебя ждет дальше. Можно при желании разглядеть между этими работами взаимосвязь. В некотором смысле Воланд тоже святой. Вообще, я вижу между своими ролями какую-то сплошную линию, внутреннюю логику в их последовательности.
 
— А если брать эти две работы, то какая сложнее?
— Даже не знаю, как тут сравнивать вымышленного героя с реальным. Это как сравнивать Баха и хорошую поп-музыку. Что лучше? Не знаю. Ведь и то, и другое — музыка.
 
— Я спрашиваю еще и потому, что оба этих фильма посвящены 30–40-м годам прошлого века. Что это была за эпоха, на ваш взгляд?
— Эти годы для обеих наших стран, для Европы, для всего мира были ключевыми, и именно они сформировали тот мир, в котором мы сейчас живем. Это время самых больших катастроф за последние 300–400 лет. И в то же время именно тогда создано так много замечательных романов, стихотворений, театральных постановок, картин — невероятное сочетание. Это время всегда будет приводить меня к размышлениям. Все, с чем мы имеем дело сегодня, берет начало в этих двух десятилетиях.
 
 

— Какой должна быть роль, чтобы вы на нее согласились?

— О, очень хороший вопрос! Когда я читаю сценарий, я его читаю как зритель, не сосредотачиваюсь на своей роли. И если сценарий я читаю запоем, хочу сам увидеть этот фильм, то тогда чаще всего я говорю «да».
 
- Вы продолжаете работать в театре? В чем для вас разница между театром и кино?
— Да, продолжаю, мне это необходимо. Если я слишком долго снимаюсь, то меня начинает неодолимо тянуть в театр. Я думаю, что мы все, даже актеры, которые никогда не играли в театре, а играют только в кино, — мы все происходим из него. То, что делает актер кино, — это как бы сфотографированный театр.
Я же давно работаю в обычном театре и нуждаюсь в этом по сей день. Мне нравится долго работать над спектаклем, участвовать в его жизни. В кино ничего подобного нет.
 
— И последний вопрос. Вы сыграли святого, сыграли дьявола. Осталась ли какая-то заветная роль мечты?
— Гамлет был ролью моей мечты, а теперь я даже не знаю… Наверное, сейчас такой нет. Роли мечты бывают только в театре, потому что там можно бесконечно ставить уже существующие тексты, интерпретировать известные образы. В кино такое невозможно, там все время должно быть что-то новое. Я бы хотел сыграть Трэвиса Бикла из «Таксиста», но это, к сожалению, невозможно.

 

Теги: